Научный Молодёжный ежегодник. Выпуск IV.
Научный Молодёжный ежегодник. Выпуск III. Часть 1.
Материалы открытого регионального молодёжного научного форума "Межкультурная дистанция и межкультурный диалог в истории и современности" и труды Гуманитарной секции. Под редакцией Репинецкого С.А., Деминой А.И., Толкачёва М.В. Самара: Издательство СамНЦ РАН, 2008. - 251 с. ISBN 978-5-93424-325-9
Дербенёва С.И.
***
Куда летит стрела
Из векового лука?
И что за мука
Терзает вам тела?
Как трогательно - нежен
Заострённый наконечник…
А что это "навечно"?
И кто сказал "разрежем"?
Какая птица
Жертвует пером
Во имя ядовитого полёта?
Вы знаете, что началась охота
На тех, кто знает о больном былом
И помнит были небылых времён?
А кто сказал "спасён"?
Спасённым быть охота?
И что это "навечно",
Если заострённый наконечник
Нацелен в вашу печень?
Как долог перечень
Пронзённых тел и будущих пронзённых,
Произнесённых… Всем одна разлука.
Куда летишь из векового лука?
И что за мука,
Знать, куда летишь, стрела…
***
Можно только спрошу:
Знаешь, какой ты?
Мне кажется, может быть, я немножечко знаю.
У тебя такие глаза, до немоты
Озаряющие, будто Господь, умирая
Утонул в них вместе с крестом за плечами,
Оплаканный и осмеянный.
А твоими руками
Касаться бы самых прекрасных плеч
Твоими руками…
Твои волосы ночью овеяны,
Новорождённой.
И был бы ты тёмный,
Если б не был облит светом,
И в ладонях было бы лето,
Но никто не умеет так ранить,
Как ранишь ты,
Пронзительно и до слёз опустошая,
И не кается так никто у пустоты,
И даже Господь так не воскрешает.
"Чудовища Древнего Рима"(Калигула и Нерон)
Люди прокляли спятивший Рим,
Город рабства, разврата и бойни.
Два чудовища, кары достойных,
Рождены в наказание им.
Дан тиранам и трон, и почёт,
Вся империя на растерзанье,
Власть безумцев и диких желаний
Стала адом для тех, кто живёт.
Зверь- Калигула, не Сапожок,
Он - испанский сапог для живущих.
Загубил сотни жизней цветущих,
Миллионы наследства прожёг.
Даже статуи в пыль истреблял,
Даже близким не дал он пощады:
Принудив, взял сестёр для услады,
Как-то брата забить приказал.
Он растаптывал и убивал
И божественных почестей жаждал.
Стать бессмертным задумав однажды,
Всех боялся и всех презирал.
А Нерон превратил всё в игру,
Сумасшедший сценарий составив,
Исполнять свою волю заставил
На шальном лицедейском пиру.
Он глумился над воплями жертв,
Обожал палачей и отравы,
"Вечный город" поджёг для забавы
И мечтал превзойти целый свет.
Он - возница, актёр, кифаред,
Мать и тётку доведший до гроба,
Ненасытная плоть и утроба,
Крови, алчности ярый поэт.
Оба кончили жизнь как скоты,
Поражённые злом порождённым,
Не сумев подавить возмущённых,
Пали жертвой клинков остроты.
Суд истории им предъявил
Их злодейств нескончаемый свиток:
Сколько сделали казней и пыток,
Сколько судеб сгубили, растлив.
Рим стал жалок и крайне ослаб
На смех варварам и разграбленье,
Тьма анархии и разложенья
Протянула к нему сотни лап.
К счастью, время Нерона прошло,
И квириты предали забвенью
Эти два ненавистных правленья,
Ветром лет их следы замело.
Но навеки запомнилось, что
Власть безмерная вместе с пороком
Натворить могут в малые сроки,
Пусть никто не увидит повтор!
"Верны Наполеону" или "Маленький капрал"
(текст самодельной песни Старой гвардии "ворчунов" 1812 г.)
В спину ломят русские войска,
Партизаны болью бьют в висках.
В нас летят и жалят сотни пуль,
Ведь мы воюем за один и тот же культ.
Вязьма, Красный и Березина,
Из Москвы дорога лишь одна -
Через реки крови на закат,
Куда кумир наш устремляет мрачный взгляд.
Словом, верны Наполеону,
С последнего патрона
Мы за него умрём!
Он в Москве зажёг победный свет,
И хотя упущен тот момент,
Есть надежда всё же взять реванш,
Ведь нам поможет величайший гений наш.
А когда последний здесь уйдёт,
И его душа покой найдёт,
Будет жить лишь "маленький капрал",
Ведь мы сражались за великий идеал!
Словом, виват Наполеону,
Империи и трону,
Мы за него умрём!
***
Не надо слов,
Не надо снов,
Не надо жизненных основ.
Я сам дойду,
Я сам найду
Пусть очень поздно -
Сам пойму.
Переживу. Перегущу.
Встряхнусь. Одумаюсь.
Прощу.
***
Звенят цикады в полночных травах,
Над ними звезды гудят хоралом.
Не делит муза - а музы правы -
Певцов великих и певчих малых.
В многоголосом органе мира
Равно достоин, красив и дорог
И шум прибоя, и гул эфира,
И страстный возглас, и легкий шорох.
Нас много - трубищ и трубок малых,
Объединенных одной работой,
И есть у каждой - ее одна лишь -
Вселенской песни живая нота.
Нажмет на клавишу исполнитель -
И током музыка бьет по телу,
А до тех пор вы - игла без нити,
Канал забытый и опустелый.
На глупой воли прямых ходулях
Мы не продвинемся ни на йоту.
Но стоит вспомнить свою - одну лишь -
Вселенской песни живую ноту -
И претворяясь в единый голос,
Вплетаясь жизнью в рисунок темы,
Ты понимаешь, что полный колос
Нужнее Богу, чем полный стебель…
И будет завтра звездой цикада,
А в мягких травах угаснут звезды -
Но также точно они, как надо,
Наполнят песней прозрачный воздух.
ИРОНИЧЕСКОЕ
Зовут - ловите миг удачи!
На ловлю времени не трачу.
У тех, кто верит в чудо мига,
В руках останется лишь фига!
СУМЕРКИ (перевод стихотворения Байрона)
Этот час, когда среди ветвей
Изумляют песней соловьи.
В этот час и слаще, и милей
Все слова и клятвы о любви.
Шепот ветра, перезвон воды
Музыкой звучат в людских сердцах
И роса искрится на цветке,
И сияют звезды в небесах.
Ночью глубже синева волны,
Золотая на листах печать
Дня проблемы и обиды не страшны
И так хочется забыться, помечтать…
Небеса прозрачны и темны
Только лишь после заката дня,
Тают сумерки в отсутствие луны…
Соловей, увы, поет не для меня.
Научный Молодёжный ежегодник. Выпуск IV. Материалы открытого международного молодёжного научного форума «Мир глазами молодых учёных» / Под редакцией С.А.Репинецкого, С.А.Гомоновой, А.И.Деминой, А.А.Косицина. – Самара: Издатель¬ство СамНЦ РАН, 2009. – 221 с. ISBN 978-5-93424-422-5
***
Опадающие листья,
летящие кусочки жёлтой кожи.
Они мертвы и, кажется, похожи
на шкуру лисью, под деревом распятую.
Маленькие письма тех, кого нет рядом,
и никогда не будет. Прощальным взглядом
простившие распятого, Христа под листопадом.
Нелепость: его серые глаза
за опустевшим райским садом.
Змея, горячая и длинная. Смущённая гроза.
И яблоки, что, перезрев, в навоз упали.
Мы и не верили в Тебя, мы и не ждали
милости твоей
ладонью по волосам -
лишь светом ярким по глазам,
да воплями морей.
А ты – тонущего дыханье.
Нет. Уставший стон,
не тронувший меня когда-то.
Мой подземельный каменный притон -
под корнем сада.
Твой стон и шкура твоя лисья…
Тот вздох о падающих листьях …
Нет – яблоках.
***
Пытаясь познать Тебя,
я годами сидела у окон,
представляя боль от гвоздя
в запястье и выпавший локон
на изменчивый лоб,
и смерть от дождя,
и лесную, немую мольбу, большеглазую, совью,
и гору, как горб,
завоёванную любовью,
затопленную твоим временем.
Мне хотелось быть жёлтым тополиным семенем
в лёгком пуху,
и нестись куда-нибудь
к созвездиям Севера,
где, наверное, Ты,
чтобы, как на духу,
рассказать о поляне клевера
из самого детства,
где непомнящие цветы.
А помнишь,
нисходишь
облаком
на ребёнка? -
Всё помнящий Ты.
***
Безголосыми ночами
я летаю по кругу в белой сорочке
вокруг проступившей из недр кочки.
Трясём волосами -
трясинами воспоминаний.
Очами–ночами.
Колчан преждевременных знаний.
Очами–речами.
И каждое я, летая по кругу,
и множество я, не зная друг друга,
поминаем кончину.
О древесную трётся щетину
злопамятный зверь,
пытаясь схватить ноги в сорочке.
Мы кружимся, вертимся около кочки,
не ведая недр
Андрей Косицин
УЛИЦА
эта улица хмурится серым асфальтом
в этот вечер я время измерил по марту
это ты мне во след помахала рукой
этот красный трамвай не идет за тобой
а на том конце улицы есть перекресток
эта улица знает десятки подростков
и всех тех кто проходит по ней не спеша
и соседа из сорок шестой алкаша
были сказки рассказы и автомобили
светофоры без лампочек запах ванили
тротуар анекдоты шесть ссор и две арки
и пятнадцать аварий на зад иномарки
этой улице снится две тысячи снов
твоих ног перешаг перестук каблуков
я по улице этой не буду ходить
вдруг из памяти вытащу прошлого нить
я боюсь захлебнуться дождем мелодрамы
есть на улице стекла с немытыми рамами
есть подъезды куда закодирован ход
а еще есть дома, где никто не живет.
* * *
от тебя до меня
11 автобусных
12 троллейбусных
10 трамвайных
и ни одной твоей
остановки
КОМАРИНАЯ СМЕРТЬ
Я сидел на стуле.
Никого не трогал.
Вдруг большое дуло
В лоб воткнулось рогом.
Я ощупал дуло.
Понял: плохо дело.
И в эту минуту
Дуло улетело.
Я сидел на стуле
И следил за дулом.
Просвистело пулей
Дуло до верблюда.
Севши на верблюда,
Дуло отсвистело.
Взял я и по дулу
Тапком хлопнул смело.
Отсвистело дуло
Над моей кроватью.
Жаль только верблюда
На цветном плакате.
* * *
Камень с фотографией
есть лучшее стихотворение
случайно написанное
в вагоне поезда
(прямо на билете
между графами
«прибытие» и «отправление»)
и теперь придавленное
этим камнем.
Татьяна Казакова
***
Я знаю, ты придешь однажды
И скажешь деловито:
"Я за тобой,ворота для нас открыты!
Ты пойдешь со мной туда,где еще не была
И оттуда не вернешься,увы...никогда.
Добровольно идешь ты,иль насильно,
Но против меня ты бессильна!"
Я промолчу,дам руку тебе
И мигом окажусь в сумрачном сне,
В котором все, когда-то былое, окажется вне.
Ты поведешь меня неизвестно куда,
И тут я пойму... что ухожу навсегда.
Я не спрошу даже имя твое,
Потому,что знаю его впредь,
А имя твое,для многих жуткое, - смерть...
***
Снег.
Теперь метель между нами.
Она просто метёт
Холодными,пустыми словами.
Снег
Меня и тебя возродил,
Осыпал Любви цветами,
Заставил нас жить и творить,
Наслаждаться своими мечтами.
Снег
К тебе привел меня,
Хотя я сама того не желала.
Ты решил,что это - судьба,
И до Любви оставалось лишь малость.
Снег
В минуты эйфории
Над нами кружился.
Мы были одни в целом мире...
И ход часов внезапно остановился.
Снег
Нас с тобой разлучил,
Какой он беспощадный и злой!
Он жизнь навсегда мою изменил,
Когда познакомил с тобой...
Снег.
Ты не любишь его,
И я его не люблю,
Но я знаю,ты не забудешь его,
И я в сердце тот снег сохраню...
Молодая Весна
Мечты из хрусталя
В витринах нашей надежды.
Освещена последней каплей света земля,
И сумрак на все траурные одевает одежды.
Молодая,безумная весна
Этой ночью раскрывает объятья.
Сладостно это время без сна...
Рисую тебя опять я...
Обо Мне
Я чужая на этом празднике жизни.
Быть со всеми, но оставаться одной - мой удел,
Слезы скрывать в этом восторженном мире
И видеть не раз, где жизни предел.
Я как призрак в пустой, холодной квартире,
Я как разбитый о камень, сухой белый мел.
Я - одиночество в людском, многочисленном мире...
Этот мир меня принять, увы, не хотел.
Пётр Царьков
ПРОЩАЙ, ОКТЯБРЬ
По залам осени брожу –
Здесь холодно и тихо.
Легла устало на межу
Седая повилика.
Необъяснима пустота,
Деревьев желтых тленье
И одинокого листа
Холодное паденье.
Прощай, октябрь, листва в лицо
С деревьев вниз слетает,
И солнца красное кольцо
Над лесом остывает.
Иду по желтому ковру:
Река, замшелый камень.
Сильнее куртку запахну
Озябшими руками.
И сквозь закрытые глаза –
Седых ветвей качанье,
Холодный лес,
Кленовый лист
И осени прощанье.
***
Белый сад, фиолетовый дым.
И январское тихое утро.
И кусочек стекла ледяным,
Серебристым покрыт перламутром.
Синим светом пропитанный снег,
Нет уже голубым, стал светлее…
Словно голуби из-под стрех
Смотрит тайно Кассиопея.
Алюминиевых звезд мишура,
И луны оброненная клипса.
И такая вокруг тишина,
Будто я еще не родился.
Новый день начинает полет.
Новый день наступил в одночасье.
Новый день, верю я, принесет
Непременно и чудо, и счастье.
ЭПИТАФИЯ
Я прилетел из тьмы веков,
И кану в тьму, как ливень в сушу,
Ничто смутить не в силах душу
Среди небес и облаков.
Сверкнув крылами, улечу,
Лишь только тень на землю брошу…
Я никого не потревожу,
Я ничего не омрачу…
***
Вот и все. Вот и все.
Вся земля заболела.
Заразилась зимой
И к утру побелела.
Золотые рябины.
Голубые березы.
Тихо падает снег,
Он задумчив и розов.
Опускается снег,
Словно длинные нити
На седую траву,
На зеленые листья.
Вы озябли, цветы,
Ваша песенка спета.
Посягнула зима
На зеленое лето.